Карл не унывал. Он решился идти до конца и сказал храбро:
– Кельнер, за эту кружку я плачу. Еще одну кружку господину гофлиферанту.
Гофлиферант возражал:
– Я выпил мою кружку, и мне пора идти домой, где меня ждет моя жена, моя дорогая Амалия.
Карл сказал:
– Дядя, за ту кружку я заплачу.
Гофлиферант отвечал:
– Хорошо. Молодые люди расточительны, но я сам был молод, и я понимаю, когда молодой человек хочет позволить себе немного покутить. Лучше покутить чинно и благоразумно со старым дядею, чем с легкомысленными и необузданными молодыми людьми, вроде какого-нибудь повесы Отто Шарфа.
Карл сказал:
– Дядя, если я женюсь на Гульде Кюнер, то я не буду проводить свое время с легкомысленными молодыми людьми, потому что Гульда Кюнер – скромная девушка. Она будет заботливою и экономною хозяйкой, и мне приятно будет сидеть дома.
Гофлиферант отвечал:
– Гофлиферант Гейнрих Шлейф не хочет, чтобы дочь простого мужика вошла в его дом и села впоследствии на то кресло, на котором ныне сидит госпожа гофлиферантша Гейнрих Шлейф, урожденная Амалия Липперт, дочь гофлиферанта индустриенрата Фридриха Липперта. Нет, я хочу, чтобы все шло, как прилично, без заносчивости и без унижения.
Гофлиферант, опорожнив эту кружку, сказал громче, чем обыкновенно:
– Кельнер, прошу сосчитать!
Карл мужественно сказал:
– Кельнер, за эту кружку я плачу. Еще одну господину гофлиферанту.
Гофлиферант возразил:
– Я выпил мою кружку, и мне пора идти домой, где меня ждет моя милая Амальхен.
При воспоминании о милой Амальхен голос гофлиферанта дрогнул, и в его глазах блеснули светло-желтые слезинки. Карл сказал:
– Дядя, за ту кружку я заплачу.
Гофлиферант остался. И еще. И еще. И еще.
Наконец в двенадцать часов ночи, когда кафе закрывалось и когда все добрые граждане богоспасаемого города Кельберга уже мирно спали в своих кроватях, под своими теплыми пуховыми одеялами, вместе со своими добродетельными женами, гофлиферант вышел на площадь, поддерживаемый Карлом. Карл хотел было проводить его до дому, но гофлиферант решительно этому воспротивился. Он говорил:
– Гейнрих Шлейф всю жизнь твердо стоял на своих собственных ногах, и не нуждается ни в чьей помощи. Я дойду один, а ты иди домой. Нехорошо молодому человеку возвращаться домой очень поздно. Твоя почтенная хозяйка, госпожа Клара Фрейман, может подумать о тебе дурно, а если это повторится, то она перестанет держать тебя у себя на квартире.
И на углу Карлплатца и Карлштрассе Карл простился с гофлиферантом и отправился домой, в свою скромную каморку на окраине города, на Нахтигальштрассе. По дороге предавался он грустным размышлениям о дядиной непреклонности и сладостным мечтаниям об очарованиях прелестной и невинной Гульды.
Гофлиферант шел привычною дорогою по Карлштрассе. Шаги его были очень нетверды.
Скоро пришел он на Кайзерплатц, обширную площадь со статуею императора. Пять улиц выводили на эту площадь: справа от Карлштрассе – Вильгельмштрассе, где была контора и магазин гофлиферанта; слева – Фридрихштрассе; через площадь – Альбрехтштрассе и Альбертштрассе.
Перейдя через площадь и обогнув памятник, гофлиферант направился по одной из этих улиц и скоро добрался до дома под номером седьмым. С трудом взобрался он по внешней лестнице к дверям своей квартиры, причем его удивило, что лестница стала как будто повыше на одну ступеньку. Но скоро он сообразил в чем дело. Он подумал: «Я выпил сегодня больше одной кружки пива, и это подействовало на мои ноги, но не на мою голову. Всегда я вхожу правою ногою на первую ступеньку, левою на вторую, правою на третью, и так далее все шесть ступеней. Но сегодня одна из моих ног ступила на ступеньку, где уже стояла другая нога, и вот почему я насчитал семь ступенек. Нет, – думал гофлиферант, – в моем доме шесть ступенек, а семь ступенек – это в доме господина ратмана Вильгельма Шпицера, тоже номер семь, но на другой улице, на Альбертштрассе».
Гофлиферант достал из жилетного кармана ключ от входной двери. Долго возился он, ключ долго не хотел входить в скважину. Наконец что-то щелкнуло в пружине замка, дверь заскрипела и отворилась.
Гофлиферант с досадою подумал, что служанка Гертруда не исполняет своих обязанностей и уже давно не смазывала петель двери. Он пошарил по стене, повернул выключатель и глянул на себя в зеркало.
– О! – сказал он, укоризненно покачивая головою, – старый Гейнрих, ты очень красен. Не годится тебе пить больше одной кружки, хотя бы ты за лишнее пиво и не платил ни пфеннига. Это вредно для твоего здоровья.
В соседней комнате послышалось шлепанье туфель. Гофлиферант умилился. Он воскликнул:
– Моя Амалия не спит и ждет своего старого Гейнриха!
И его широко улыбающееся лицо обратилось к двери.
Чей-то грубый голос за дверью спрашивал:
– Кто там разговаривает так поздно ночью?
Гофлиферант испугался и подумал: «Амалия сердится и говорит поэтому низким голосом. Она спросит: что ты смотришься в зеркало, как молодая девушка? Зачем ты для этого тратишь электричество, которое стоит так дорого?»
Гофлиферант погасил свет и поспешил в комнаты. Но к его ужасу и негодованию на пороге встретил его господин ратман Вильгельм Шпицер, в домашней куртке и в туфлях, такой же толстый и такой же красный, как и гофлиферант.
Гофлиферант воскликнул:
– Господин ратман!
Ратман воскликнул:
– Господин гофлиферант!
И оба они воскликнули одновременно: