Том 8. Стихотворения. Рассказы - Страница 35


К оглавлению

35
Бьют и сверкают ключом.


Только глазам недосужно
Слезы еще проливать,
Да и не нужно, не нужно
Солнечный свет затмевать.

«Замолкнули праздные речи…»


Замолкнули праздные речи,
Молитвой затеплился храм,
Сияют лампады и свечи,
Восходит святой фимиам.


Возносим пасхальные песни
От слезно-сверкающих рос.
Воскресни, воскресни,
Воскресни, Христос,


Вливаются светлее вести
В ответный ликующий стих;
К сберегшей венец свой невесте
Нисходит небесный Жених.

«Печальный друг, мой путь не прокляни…»


Печальный друг, мой путь не прокляни,
Лукавый путь веселого порока.
К чему влачить безрадостные дни?
Желания обуздывать жестоко.


Не хочешь ли загробного венца?
Иль на земле отрадна долговечность?
Греши со мной, люби мою беспечность,–
Нам далеко до темного конца.


Смотри, сняла я медленные платья,
И радостной сияю наготой.
Познай любовь, познай мои объятья,
Насыть и взор, и душу красотой.


Настанет срок, прекрасное увянет,
Тогда молись и плачься о грехах,
И если плоть твоя грешить устанет,
Мечтай о счастье в вечных небесах.

«Знаю знанием последним…»


Знаю знанием последним,
Что бессильна эта тьма,
И не верю темным бредням
Суеверного ума.


Посягнуть на правду Божью –
То же, что распять Христа,
Заградить земною ложью
Непорочные уста.


Но воскресший вновь провещит,
Будет жизнь опять ясна,
И дымяся затрепещет
Побежденный Сатана.

«Мой милый друг! я прежде был…»


Мой милый друг! я прежде был
  Такой же, как и ты,
И простодушно я любил
  Весну, цветы, мечты.


Любил ночные небеса
  С задумчивой луной,
Любил широкие леса
  С их чуткой тишиной,


Мечтал один, и ждал один
  Каких-то светлых дней,
Каких-то сладостных годин
  И радостных огней,

«Небо – моя высота…»


Небо – моя высота,
Море – моя глубина.
Радость легка и чиста,
Грусть тяжела и темна.


Но, не враждуя, живут
Радость и грусть у меня,
Если на небе цветут
Лилии светлого дня,–


Волны одна за одной
Тихо бегут к берегам,
Радость царит надо мной,
Грусти я воли не дам.


Если же в тучах скользит
Змеи, звеня чешуей –
Волны кипят и гремят,
Дерзкой играя ладьей,


Буйная радость дика,
Биться до смерти я рад,
Разбушевалась тоска,
Нет ей границ и преград.

Клевета


Лиловая змея с зелеными глазами,
Я все еще к твоим извивам не привык.
  Мне страшен твой, с лукавыми речами,
    Раздвоенный язык.


Когда бы в грудь мою отравленное жало
Вонзила злобно ты, не возроптал бы я.
  Но ты всегда не жалом угрожала,
    Коварная змея.


Медлительный твой яд на землю проливая,
И отравляя им невинные цветы,
  Шипела, лживая и неживая,
    О гнусных тайнах ты.


Поднявши от земли твоим холодным ядом
Среди немых стволов зелено-мглистый пар,
  Ты в кровь мою лила жестоким взглядом
    Озноб и гнойный жар.


И лес, где ты ползла, был чудищами полон,
Дорога, где я шел, свивалася во мгле.
  Ручей, мне воду пить, клубился, солон,
    И мох желтел в золе.

«Знаю правду, верю чуду…»


Знаю правду, верю чуду,
И внимаю я повсюду
Тихим звукам тайных сил.
Тот просвет в явленьи всяком,
Что людей пугает мраком,
Я бесстрашно полюбил.


Я не ваш, я бесполезный.
Я иду над вечной бездной
Вдаль от блага и от зла.
Мне всегда несносно-чужды
Все земные ваши нужды,
Преходящие дела.

«Зачем любить? Земля не стоит…»


Зачем любить? Земля не стоит
  Любви твоей.
Пройди над ней, как астероид,
  Пройди скорей.


Среди холодной атмосферы
  На миг блесни,
Яви мгновенный светоч веры,
  И схорони.

Нине Каратыгиной


Вы любите голые девичьи руки,
И томно на теле шуршащие бусы,
И алое, трепетно-знойное тело,
И животворящую, буйную кровь.


И если для сердца есть терпкие муки,
И совесть глубокие терпит укусы,
И только жестокость не знает предела,
Так что ж, – и такою любите любовь.

«Дай мне эфирное тело…»


Дай мне эфирное тело,
Дай мне бескровные вены!
К милому б я полетела
Мимо затворы и стены!


Дай мне прозрачное тело,
Сбросить бы тесные платья!
К милому б я полетела
Пасть, замирая, в объятья.


Дай мне крылатое тело,
Трепетно-знойные очи!
К милому б я полетела
Яркою молнией ночи.

«Не думай, что это – березы…»


Не думай, что это – березы,
А это – холодные скалы.
Все это – порочные души.


Печальны и смутны их думы,
И тягостна их неподвижность,
И нам они чужды навеки,
И люди вовек не узнают
35